Не сырой дуб к земле клонится,
Не бумажные листочки расстилаются,
Расстилается сын перед батюшком,
Он и просит себе благословеньица:
«Ох ты, гой еси, родимый, милый батюшка!
Дай ты мне свое благословеньице,
Я поеду во славный, стольный Киев-град,
Помолиться чудотворцам киевским,
Заложиться за князя Владимира,
Послужить ему верой-правдою,
Постоять за веру христианскую».
Отвечает старый крестьянин,
Иван Тимофеевич:
«Я на добрые дела тебе благословенье дам,
А на худые дела благословенья нет.
Поедешь ты путем-дорогою,
Ни помысли злом на татарина,
Ни убей в чистом поле христианина».
Поклонился Илья Муромец отцу до земли.
Облатился Илья и обкольчужился:
Брал с собой палицу булатную,
Брал он копье долгомерное,
Еще тупи лук да калены стрелы,
И шел Илья во Божью церковь,
И отстоял раннюю заутреню воскресную,
И завечал заветы великие:
Ехать ко славному городу ко Киеву
И проехать дорогой прямоезжею,
Котора залегла ровно тридцать лет
Через те ли леса Брынские,
Через черны грязи Смоленские;
Не натягивать туга лука
Не кровавить копья долгомерного
И не кровавить палицы булатные.
И садился Илья на добра коня,
Поехал он во чисто поле,
Он и бьет его по крутым бедрам,
Ретивой его конь осержается,
Прочь от земли отделяется:
Он и скачет выше дерева стоячего,
Чуть пониже облака ходячего.
Он первый скок ступил за пять верст,
А другого ускоку не могли найти,
А в третий скочил под Чернигов-град.
Под Черниговым силушки черным-черно,
Черным-черно, как черна ворона;
Под Черниговым стоят три царевича,
С каждым силы сорок тысячей.
Ай во том во городе во Чернигове,
А во стене ворота призатворены,
А у ворот крепки сторожа да поставлены,
А во Божьей церкви стоят люди,
Богу молятся,
А они каются, причащаются,
А как со белым светушком прощаются.
Богатырское сердце разгорчиво и неуемчиво:
Пуще огня огничка разыграется,
Пуще палящего морозу разгорается.
И разрушил Илья заветы великие:
И приправил бурушка-косматушка в чисто поле,
А он рвал да сырой дуб, да кряковистый,
Ай воротил он дуб да из сырой земли
Со кореньями со каменьями,
А и стал он тут сырым дубом помахивать,
Учал по силушке погуливать:
А где повернется, делал улицы,
Поворотится - часты площади!
Добивается до трех царевичей.
«Ох вы, гой еси мои три царевича!-
Во полон ли мне вас взять,
Ай с вас буйны головы снять?
Как во полон мне вас взять:
У меня дороги заезжие и хлебы завозные,
А как головы снять - царски семена погубить.
Вы поедьте по своим местам,
Вы чините везде такову славу,
Что святая Русь не пуста стоит,
На святой Руси есть сильны могучи богатыри»
Увидали мужики его, черниговцы:
Отворяют ему ворота во Чернигов-град
И несут ему даровья великие:
«Ай же ты, удалый, добрый молодец!
Ты бери-ка у нас злато, серебро,
И бери-ка у нас скатый жемчуг,
И живи у нас, во городе Чернигове,
И слыви у нас воеводою.
Будем мы тебя поить-кормить:
Вином-то поить тебя допьяна,
Хлебом солью кормить тебя досыта,
А денег давать тебе долюби».
Возговорит старый казак Илья Муромец:
«Ай же вы, мужики, черниговцы!
Не надо мне-ка ни злата, ни серебра,
И не надо мне-ка скатного жемчуга,
И не живу во городе Чернигове,
И не слыву у вас воеводою.
А скажите мне дорогу, прямоезжую,
Прямоезжую дорогу в стольный Киев-град!»
Говорили ему мужички-черниговцы:
«Ай же ты, удалый, добрый молодец,
Славный богатырь Святорусский!
Прямоезжею дорожкой в Киев пятьсот верст.
Окольной дорожкой цела тысяча:
Прямоезжая дорожка заколодила,
Заколодила дорожка, замуравила;
Серый зверь тут не прорыскивает,
Черный ворон не пролетывает:
Как у той грязи, у Черной,
У той березы, у покляпой,
У славного креста, у Леванидова,
У славненькой у речки, у Смородинки,
Сидит Соловей-разбойник, Одихмантьев сын.
А сидит Соловей да на семи дубах,
Свищет-то он по-соловьему,
Шипит-то он по-змеиному,
Воскричит-то он, злодей, по-звериному,
А желты пески со кряжиков посыпаются,
А темны леса к сырой земле преклонятся,
А что есть людей, все мертвы лежат!»
Только видели добра-молодца, да седучи,
А не видели тут удалого поедучи.
Во чистом поле да курева стоит,
Курева стоит, да пыль столбом летит.
Пошел его добрый конь богатырский
С горы на гору перескакивать,
С холмы на холму перемахивать,
Мелки рученьки-озерки между ног спускать.
Подбегает он ко грязи той, ко Черной,
Ко славные березы, ко покляпые,
Ко тому кресту, ко Леванидову,
Ко славненькой речке, ко Смородинке.
И наехал он, Илья, Соловья-разбойника.
И заслышал Соловей-разбойник
Того ли топу кониного,
И тоя ли он поездки богатырские:
Засвистал-то Соловей по-соловьему,
А в другой зашипел, рабойник, по-змеиному,
А в третьи рявкает по-звериному,
Ажио мать сыра-земля продрогнула,
А со кряжиков песочики посыпалися,
А во реченьке вода вся помутилася,
Темны лесушки к земле преклонилися,
А что есть людей, все мертвы лежат,
Его добрый конь на коленки пал.
Говорит Илья Муромец, Иванович:
«Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!
Не бывал ты в пещерах белокаменных,
Не бывал ты, конь, в темных лесах,
Не слыхал ты свисту соловьиного,
Не слыхал ты шипу змеиного,
А того ли ты крику звериного,
А звериного крику, туриного?»
Разрушает Илья заповедь великую:
Становил коня он богатырского,
Свой тугий лук разрывчатый отстегивал
От правого от стремечка булатного,
Накладывал-то стрелочку каленую
И натягивал тетивочку шелковую,
А сам ко стрелке приговаривал:
«А ты лети, моя стрела, да не в темный лес,
А ты лети, моя стрела, да не в чисто поле,
Не пади, стрелка, ни на землю, ни на воду,
А пади Соловью во правый глаз!»
И не пала стрелка ни на землю, ни на воду,
А пала Соловью во правый глаз.
Полетел Соловей с сыра дуба Комом ко сырой земле.
Подхватил Илья Муромец Соловья на белы руки,
Пристегнул его ко правому ко стремени,
Ко правому ко стремечку булатному.
Он поехал по раздольицу чисту полю,
Идет мимо: Соловьиное поместьице.
Кабы двор у Соловья был на семи верстах,
Как было около двора железный тын,
А на всякой тынинке по маковке
И по той по голове богатырские.
Увидят Соловьиные детушки,
Смотрят в окошечко косявчато,
Сами они воспроговорят таково слово:
«Ай же ты, свет, государыня матушка!
Едет наш батюшка раздольицем, чистым полем,
И сидит он на добром коне богатырскоем,
И везет он мужичищу-деревенщину,
Ко стремени булатному прикована!»
Увидит Соловьиная молода жена,
В окошечко по пояс бросалася,
Смотрит в окошечко косявчато,
Сама она воспроговорит таково слово:
«Идет мужичища-деревенщина
Раздольицем, чистым полем
И везет-то государя-батюшку,
Ко стремени булатному прикована!»
Похватали они тут шалыги подорожные.
Она им воспроговорит таково слово:
«Не взимайте вы шалыг подорожниих,
Вы пойдите в подвалы глубокие,
Берите мои золоты ключи,
Отмыкайте мои вы окованы ларцы,
А берите вы мою золоту казну,
Вы ведите-тка богатыря Святорусского
В мое во гнездышко Соловье,
Кормите его ествушкой сахарною,
Поите его питьицем медвяныим,
Дарите ему дары драгоценные!»
Тут ее девять сынов закорилися:
И не берут у нее золоты ключи, ?
Не походят в подвалы глубокие,
Не берут ее золотой казны;
А худым, ведь, свои думушки думают:
Хотят обернуться черными воронами
С носами железными,
Они хотят расклевать добра молодца,
Того ли Илью Муромца, Ивановича.
И бросалась молода жена Соловьевая,
А и молится, убивается:
«Гой еси ты, удалый добрый молодец!
Бери ты у нас золотой казны, сколько надобно;
Отпусти Соловья-разбойника,
Не вези Соловья во Киев-град!»
А его-то дети, Соловьевы,
Неучливо они поговаривают,
Они только Илью и видели,
Что стоял у двора Соловьиного.
И стегает Илья, он, добра коня,
Как бы конь под ним осержается.
Побежал Илья, как сокол летит,
Приезжает Илья, он, во Киев-град,
Приехал он к князю на широкий двор,
Становил он коня посередь двора,
Шел он в палату белокаменну
И молился он Спасу со Пречистою,
Поклонился князю со княгинею
На все на четыре стороны.
У великого князя Владимира,
У него, князя, поместный пир;
А и много на пиру было князей, бояр,
Много сильных, могучих богатырей;
И поднесли ему, Илье, чару зелена вина,
Зелена вина, в полтора ведра.
Принимает Илья единой рукой,
Выпивает чару единым духом.
Стал Владимир-князь выспрашивать:
«Ты откулешний, дородный добрый молодец!
Тебя как, молодца, именем назвать,
Взвеличать удалого по отчеству?
А по имени тебе можно место дать,
По изотчеству пожаловати!»
Говорит ему Илья таковы слова:
«Есть я из славного города, из Мурома,
Со славного села Карачарова,
Именем меня Ильей зовут,
Илья Муромец, сын Иванович белы руки
Стоял-то я заутреню во Муроме,
Поспевал-то я к обеденке в столько Киев-град.
Дело мое дороженькой замешкалось:
Ехал я дорожкой прямоезжею,
Прямоезжей, мимо славен Чернигов-град,
Мимо славную рученьку Смородинку!»
Говорят тут могучие богатыри:
«А ласково солнце, Владимир-князь!
Во очах детина завирается:
Под городом Черниговом стоит силушка неверная,
У речки у Смородинки Соловей-разбойник,
Одихмантьев сын. Залегла та дорога тридцать лет,
Оттого Соловья-разбойника!»
Говорит Илья таковы слова:
«Владимир-князь столько-киевский
Соловей-разбойник на твоем дворе,
И прикован он ко правому стремечку,
Ко стремечку, ко булатному!»
Тут Владимир-князь столько-киевский
Скорешенько вставал он на резвы ноги,
Кунью шубоньку накинул на одно плечо,
Шапочку соболью на одно ушко,
Скорешенько бежал он на широкий двор,
Подходит он к Соловью, к разбойнику.
Выходили туго князи, бояра,
Все русские могучие богатыри:
Самсон, богатырь Колыванович,
Сухан богатырь, сын Домантьевич,
Святогор богатырь и Полкан другой
И семь-то братов Збродовичи,
Еще мужики были Залешане,
А еще два брата Хапиловы,
Только было у князя их тридцать молодцов.
Говорил Владимир Илье Муромцу:
«Прикажи-ка засвистать по-соловьему,
Прикажи-ка воскричать по-звериному!»
Говорил ему Илья Муромец:
«Засвищи-ка, Соловей, только в полсвиста соловьего,
Закричи-ка только в полкрика звериного!»
Как засвистал Соловей по-соловьему,
Закричал злодей, он, по-звериному:
От этого посвиста соловьего,
От этого от покрика звериного,
Темные леса к земле поклонилися,
На теремах маковки покривилися,
Околенки хрустальные порассыпались,
А и князи и бояри испужалися,
На корачках по двору расползалися,
Попадали все сильные могучие богатыри,
И накурил он беды несносные...
А Владимир-князь едва жив стоит
Со душой княгиней Апраксией.
Говорит тут ласковый Владимир-князь:
«Ах ты, гой еси, Илья Муромец, сын Иванович!
Уйми ты Соловья-разбойника!
А и эта шутка нам не надобна!»
Садился Илья на добра коня:
Ехал Илья в раздельице, чисто-поле,
Срубил Соловью буйну голову,
Рубил ему голову приговаривал:
«Полно-тко тебе слезить отцов, матерей,
Полно-тко вдовить молодых жен,
Полно спускать сиротать малых детушек!»
Тут Соловью и славу поют!